Неточные совпадения
Между тем в христианстве есть мессианское ожидание второго явления Христа в силе
и славе, есть мессианское искание царства Божьего, как на
небе, так
и на
земле, возможное ожидание новой эпохи Духа Святого.
Между тем погода начала хмуриться,
небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег с
земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело большие сугробы. За день все сильно прозябли. Наша одежда износилась
и уже не защищала от холода.
Над головой синее-синее
небо, где-то точно под
землей ворчит бойкая Сойга, дальше зубчатою синею стеной обступили горы,
между покосами лесные гривки
и островки.
Сумасшедшие облака, все тяжелее —
и легче,
и ближе,
и уже нет границ
между землею и небом, все летит, тает, падает, не за что ухватиться.
Калинович понял, что он теперь на пульсовой жиле России, а
между тем, перенеся взгляд от
земли на
небо, он даже удивился: нигде еще не видал он, чтоб так низко ходили облака
и так низко стояло солнце.
И поверьте, брак есть могила этого рода любви: мужа
и жену связывает более прочное чувство — дружба, которая, честью моею заверяю, гораздо скорее может возникнуть
между людьми, женившимися совершенно холодно, чем
между страстными любовниками, потому что они по крайней мере не падают через месяц после свадьбы с
неба на
землю…
— Конечно, через него!.. А то через кого же? — воскликнул Аггей Никитич. — Словом-с, он мой духовный
и вещественный благодетель. Я даже не сумею вам передать, что со мной произошло перед знакомством моим с Егором Егорычем… Я еще прежде того имел счастье встретить семейство Сусанны Николаевны, а потом уж увидел у них Егора Егорыча,
и мне показалось, что я прежде ходил
и влачился по
земле между людьми обыкновенными, но тут вдруг очутился на
небе между святыми.
Черта
между землей и небом потемнела, поля лежали синие, затянутые мглой, а белые прежде облака — теперь отделялись от туч какие-то рыжие или опаловые,
и на них умирали последние отблески дня, чтобы уступить молчаливой ночи.
И они вышли на шоссе. Дождь то принимался идти, то утихал,
и все пространство
между почерневшею
землей и небом было полно клубящимися, быстро идущими облаками. Снизу было видно, как тяжелы они
и непроницаемы для света от насытившей их воды
и как скучно солнцу за этою плотною стеной.
Октябрь был в половине. Полный месяц ярко светил теперь в звездном
небе. А
между тем над поверхностью
земли висели слои тяжелых, зловещих туч, шел ливень, грохотала буря
и немолчно раздавались удары грома, повторявшиеся в ущельях
и долинах высокого берега.
Они сидели в лучшем, самом уютном углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было попасть через узкую щель
между сараем
и домом; здесь было тихо,
и, кроме
неба над головой да стены дома с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на
земле, у корней её, сидели мальчики
и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Дабы предупредить эти эмиграции, которые, уменьшая число жителей крепости, способствовали гарнизону долее в ней держаться, отдан был строгой приказ не пропускать их сквозь нашу передовую цепь:
и эти несчастные должны были оставаться на нейтральной
земле, среди наших
и неприятельских аванпостов, под открытым
небом, без куска хлеба
и, при первом аванпостном деле,
между двух перекрестных огней.
Завтра поплывут по
небу синие холодные тучи,
и между ними
и землею станет так темно, как в сумерки; завтра придет с севера жестокий ветер
и размечет лист с деревьев, окаменит
землю, обесцветит ее, как серую глину, все краски выжмет
и убьет холодом.
Вот пришёл я в некий грязный ад: в лощине,
между гор, покрытых изрубленным лесом, припали на
земле корпуса; над крышами у них пламя кверху рвётся, высунулись в
небо длинные трубы, отовсюду сочится пар
и дым,
земля сажей испачкана, молот гулко ухает; грохот, визг
и дикий скрип сотрясают дымный воздух. Всюду железо, дрова, кирпич, дым, пар, вонь,
и в этой ямине, полной всякой тяжкой всячины, мелькают люди, чёрные, как головни.
— Бежит кто-то сюда! — тихо шепчет Иван. Смотрю под гору — вверх по ней тени густо ползут,
небо облачно, месяц на ущербе то появится, то исчезнет в облаках, вся
земля вокруг движется,
и от этого бесшумного движения ещё более тошно
и боязно мне. Слежу, как льются по
земле потоки теней, покрывая заросли
и душу мою чёрными покровами. Мелькает в кустах чья-то голова, прыгая
между ветвей, как мяч.
На
земле жилось нелегко,
и поэтому я очень любил
небо. Бывало, летом, ночами, я уходил в поле, ложился на
землю вверх лицом,
и казалось мне, что от каждой звезды до меня — до сердца моего — спускается золотой луч, связанный множеством их со вселенной, я плаваю вместе с
землей между звезд, как
между струн огромной арфы, а тихий шум ночной жизни
земли пел для меня песню о великом счастье жить. Эти благотворные часы слияния души с миром чудесно очищали сердце от злых впечатлений будничного бытия.
Все как будто вдруг поняли, что
между землей и небом не пусто, что не все еще захватили богатые
и сильные, что есть еще защита от обид, от рабской неволи, от тяжкой, невыносимой нужды, от страшной водки.
А
между тем разве он не видит, что
и он родился, как другие, — с ясными, открытыми очами, в которых отражались
земля и небо,
и с чистым сердцем, готовым раскрыться на все прекрасное в мире?
И если теперь он желает скрыть под
землею свою мрачную
и позорную фигуру, то в этом вина не его… А чья же? Этого он не знает… Но он знает одно, что в сердце его истощилось терпение.
— Где же туча? — спросил я, удивленный тревожной торопливостью ямщиков. Старик не ответил. Микеша, не переставая грести, кивнул головой кверху, по направлению к светлому разливу. Вглядевшись пристальнее, я заметил, что синяя полоска, висевшая в воздухе
между землею и небом, начинает как будто таять. Что-то легкое, белое, как пушинка, катилось по зеркальной поверхности Лены, направляясь от широкого разлива к нашей щели
между высокими горами.
Под ногами морозная, твердая
земля, кругом огромные деревья, над головой пасмурное
небо, тело свое чувствую, занят мыслями, а
между тем знаю, чувствую всем существом, что
и крепкая, морозная
земля,
и деревья,
и небо,
и мое тело,
и мои мысли — случайно, что всё это только произведение моих пяти чувств, мое представление, мир, построенный мною, что всё это таково только потому, что я составляю такую, а не иную часть мира, что таково мое отделение от мира.
Религия вытекает из чувства разрыва
между имманентным
и трансцендентным
и в то же время напряженного к нему влечения: человек в религии неустанно ищет Бога,
и небо ответным лобзанием приникает к
земле.
Пришла весна. По мокрым улицам города,
между навозными льдинками, журчали торопливые ручьи; цвета одежд
и звуки говора движущегося народа были ярки. В садиках за заборами пухнули почки дерев,
и ветви их чуть слышно покачивались от свежего ветра. Везде лились
и капали прозрачные капли… Воробьи нескладно подпискивали
и подпархивали на своих маленьких крыльях. На солнечной стороне, на заборах, домах
и деревьях, все двигалось
и блестело. Радостно, молодо было
и на
небе,
и на
земле,
и в сердце человека.
Смеркалось… На западе догорала последняя заря. За лесом ее не было видно, но всюду в
небе и на
земле чувствовалась борьба света с тьмою. Ночные тени неслышными волнами уже успели прокрасться в лес
и окутали в сумрак высокие кроны деревьев.
Между ветвями деревьев виднелись звезды
и острые рога полумесяца.
Был прохладный осенний день. Вверху
между остроконечными хвойными вершинами виднелось безоблачное голубое
небо. Солнце посылало ослепительные лучи свои
и как будто хотело воскресить растительность на
земле. В лесу стояла такая глубокая тишина, что всякий шум, производимый человеком, казался святотатством. Я окликнул стрелков, но эхо тотчас вернуло мой возглас обратно.
И Лиза засела
между четырьмя стенами. Она не позволяла себе выходить ни на двор, ни на террасу. Ей можно было видеть
небо только из-за оконной занавески… К ее несчастью, папаша Ивана Петровича всё время был под открытым
небом и спал даже на террасе. Обыкновенно отец Петр, маленький попик, в коричневой рясе
и в цилиндре с поднятыми краями, медленно разгуливал вокруг дач
и с любопытством поглядывал сквозь свои дедовские очки на «неведомые
земли».
Часа через два буря стала понемногу стихать. Ветер сделался слабее,
и промежутки затишья
между порывами стали более удлиненными. Сквозь дымовое отверстие в крыше виднелось темное
небо, покрытое тучами. Снег еще падал, но уже чувствовалось влияние другой силы, которая должна была взять верх
и успокоить разбушевавшуюся стихию, чтобы восстановить должный порядок на
земле.
Мы так увлеклись охотой, что
и не заметили, как исчезло солнце
и серый холодный сумрак спустился на
землю. Вверху сквозь просветы
между ветвями деревьев виднелось
небо в тучах.
— Как? Меня? Рыцаря, носящего шпоры
и меч, повесят на веревке, как бадью на лист,
и оставят болтаться ногами
и головою
между землею и небом! Что ты! Образумься, старый Гримм.
— Как? Меня? Рыцаря, носящего шпоры
и меч, повесят на веревке, как бадью на лист,
и оставят болтаться ногами
и головой
между землей и небом?! Что ты! Образумься, старый Гримм.
Была чудная тихая ночь. Луна с безоблачнного, усыпанного мириадами звезд
неба лила на
землю кроткий волшебный свет, таинственно отражавшийся в оконечностях медных крестов на решетке, окружающей старый дуб. Вокруг «проклятого места» царило ужасное безмолвие. Поднявшийся с протекающей невдалеке реки туман окутывал берег
и часть старого парка, примыкающего к нему, создавая
между стволами
и листвой вековых деревьев какие-то фантастические образы.
Владислав взглянул на пасмурное
небо, едва видное
между верхушками дерев,
и благоговейно, со слезами на глазах, произнес молитву, потом, обратись к верному слуге своему, завещал передать Лизе, что в последние минуты его жизни дорогое имя ее было последним словом, которое уста
и сердце его сказали на
земле.
Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимою быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в
землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном
небе,
и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь
и играя своим белым светом
между бесчисленными другими, мерцающими звездами.